По прибытии «пулевых» узников в Маутхаузен, эсэсовцы не регистрировали их поименно и не выдавали им обычные номера узников, а только фотографировали и метили специальным клеймом их голове. Эти клейма смертники называли «улицей Гитлера» (нем. Hitlerstrasse). Имена смертников не интересовали хозяев Маутхаузена, поскольку никто из исчезнувших за оградой их блока, никогда больше не появлялся в лагере живым. Ежедневно 20-30 и более тел советских офицеров эсэсовцы вывозили на тележке в крематорий. Вид мертвецов-смертников был столь ужасающим, что пугал обслугу печей крематория: изможденные от голода скелеты с кожей покрытой страшными язвами и болячками, с рваными гниющими ранами, следами от пыток и побоев. Двадцатый блок смертников был абсолютно изолирован от остального лагеря, так что «пулевые» узники не имели никакой связи с другими обитателями концлагеря. Условия их содержания были просто невыносимыми, их режим по жестокости не мог сравниться даже с ужасами содержания обычных узников Маутхаузена. Они получали один раз в два-три дня только баланду из свекольных очистков, их барак никогда, даже зимой не отапливался, они спали на голых досках барака в любое время года, в случае болезни их никто не лечил. Смертники, чья «вина перед немецким народом» состояла либо в неудачном побеге из другого лагеря, либо в отказе вступить во Российскую Освободительную Армию генерала Власова, были единственной группой узников Маутхаузена, которые не должны были работать. Вместо этого они были обязаны целый день проводить на улице перед бараком под попечением эсэсовцев, подвергавшим их с целью упражнения в жестокости жутким пыткам и истязаниям, а многих просто убивали во время ежедневных уличных «зарядок».

Дикие, нечеловеческие вопли, истязаемых СС смертников заставляли содрогаться остальных узников Маутхаузена. Мемориальная надпись на сохранившейся в настоящее время ограде территории блока смерти Маутхаузена (сам двадцатый барак был снесен в 1960-е годы местными жителями) свидетельствует о жутких пытках и невообразимых по жестокости экспериментах эсэсовцев над советскими офицерами-смертниками, что, несомненно, и было причиной их «отложенной» казни через расстрел. Цель существования 20-го блока состояла в уничтожении ненавистных вражеских офицеров, волю которых нацистам не удалось сломить, по возможности с наименьшими затратами и наибольшими истязаниями и унижениями непригодных к исправлению унтерменшей.

С лета 1944 года – введения в эксплуатацию блока смерти – по начало февраля 1945 года в двадцатом бараке было уничтожено более 3,5 тысяч советских офицеров и на 1 февраля 1945 года в живых оставалось около 570 человек, из них приблизительно 70 тяжелобольных, не способных самостоятельно передвигаться. Этим людям было ясно, что их всех истребят в ближайшие два-три месяца, и только побег мог бы стать единственным, хотя и очень малым шансом на спасение.
Поэтому все смертники единогласно поддержали план восстания. В ночь с 1 на 2 февраля 1945 года они, захватив с помощью подручных средств: пены от огнетушителей, камней, булыжников и даже кусков мыла пулеметные вышки эсэсовских надзирателей, осуществили массовый побег из блока смерти. В побеге не приняли участие только 70 тяжелобольных, они остались в бараке и были забиты на смерть, поднятыми по тревоге эсэсовцами. Из около 500 человек, принимавших участие в штурме эсэсовской охраны, только 419 узников смогли перебраться через ограду и покинуть территорию лагеря, остальные погибли во время штурма. Узники разбились на малые группы и двинулись в северном направлении от Маутхаузена – в сторону чешской границы.

Но не прошло и получаса с момента побега, как комендант Маутхаузена штандартенфюрер СС Цирайс в полной униформе прибыл в комендатуру лагеря и в течение короткого времени организовал преследование смертников. Поскольку собственных сил СС был явно недостаточно для погони за такой массой беглецов, он передал руководству местной жандармерии (так называлась австрийская полиция) приказ: «схваченных беглецов привозить обратно в лагерь только мертвыми». Бургомистры всех окрестных населенных пунктов собрали на сход местное население, где объявили бежавших опасными преступниками и «вооруженными монголами», которых нельзя брать живыми, а нужно уничтожать на месте [1]. На поиски смертников были мобилизованы фольксштурм (народное ополчение), члены нацистской партии и беспартийные добровольцы из местного населения, гитлерюгенд и даже аналог гитлерюгенда для девушек. Так как многие из этих добровольных преследователей и большинство эсэсовцев были страстными охотниками, а своих жертв они людьми не считали, то данная акция получила цинично-шутливое название «Mühlviertler Hasenjagd», что переводится с немецкого как «Охота на зайцев в округе Мюльфиртель». То как она происходила описал местный жандарм Йохан Кохоут: «Люди были в таком азарте, как на охоте облавой. Стрелялось во все, что двигалось. Везде, где находили беглецов, в домах, телегах, скотных дворах, стогах сена и подвалах, их убивали на месте. Снежный покров на улицах окрасился кровью» [2]. Сам процесс охоты на людей продемонстрирован в фильме австрийского режиссера Андреаса Грубера «Охота на зайцев», вышедшем в свет в 1994 году, к 50-летию окончания Второй мировой войны. Хотя режиссер и не пожелал показать в фильме наиболее одиозные зверства австрийских «охотников» на русских военнопленных, однако в документальном фильме, выпущенном в приложение к фильму Грубера, содержатся свидетельства очевидцев, которые утверждают, что это была не совсем нормальная охота с ружьями «как на зверя», поскольку многих беженцев, особенно пойманных живыми, не расстреливали, а забивали насмерть подручными средствами самым жестоким образом. Причина подобного отношения к ним состоит в том, что на них просто жалели патроны. Как свидетельствуют документы из архива Маутхаузена: «Трупы остались лежать там, где людей убили. Кишки и половые органы были выставлены на всеобщее обозрение... В Лем-вилла жил некий фермер, жена которого услышала вечером шорох в хлеву для коз. Она привела своего мужа, который вытащил беженца из его укрытия. Фермер сразу же ударил этого человека ножом в шею и из раны хлынула кровь. Жена фермера прыгнула к умирающему и дала ему еще пощечину перед смертью...» [3]. В документах архива содержатся описания еще целого ряда зверств местного населения над беззащитными узниками.

Три недели продолжалась садистская акция под названием «охота на зайцев». Для подсчета количества жертв – число бежавших смертников 419 должно было сойтись – трупы свезли в деревню Рид ин дер Ридмаркт в четырех километрах севернее от Маутхаузена и свалили на заднем дворе местной школы. Как реагировали на этот ужас местные австрийские дети в хронике и архивах не имеется данных. Только один из свидетелей документального приложения к фильму Грубера обмолвился, что он был четырехлетним ребенком, когда на его глазах его земляки убили одного русского, сказав ему при этом, что «это нелюди».

Подсчет жертв осуществлялся путем зачеркивания нарисованных мелом 419 палочек. У нацистов счет не сошелся. На земле было 410 трупов, 9 палочек остались незачеркнутыми. В настоящее время известны имена этих девяти (по другим данным одиннадцати) советских военнопленных из блока смерти, которым удалось спастись. Большинство счастливчиков спаслось без помощи местного населения – которое в большинстве случаев, если не само убивало их на месте, то сразу выдавало эсэсовцам. Они смогли надежно спрятаться и потом добраться до чешской границы, встретив там Красную армию. Только двоих советских беженцев – украинцев Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало спасла у себя одна мужественная австрийская женщина Мария Лангталер, четверо сыновей которой находились в то время в рядах Вермахта на фронте. Она потребовала у членов своей семьи не выдавать несчастных СС и с риском для собственной жизни, поскольку СС и фольксштурм обыскивали все дома местных жителей, прятала их у себя в доме на хуторе Винден до конца войны. Ее подвигу посвящена книга австрийского журналиста Вальтера Коля «Тебя тоже ждет мать». („Auch auf dich wartet eine Mutter“).
«Что же мы должны были делать?»

В мае 2001 года по инициативе австрийских социал-демократов в деревне Рид ин дер Ридмаркт, ставшей эпицентром данной трагедии, был установлен памятник в честь 410 зверски убитых в данной местности советских военнопленных. Памятник представляет собой обелиск с зачеркнутыми палочками, как это и имело место при подсчете жертв «охоты на зайцев» – только несколько палочек внизу на памятнике остались незачеркнутыми. Ежегодно в день памяти жертв Маутхаузена, приходящегося на первое воскресенье после 5 мая – дня освобождения концлагеря американцами 5 мая 1945 года – у памятника советским жертвам нацистской «охоты на зайцев» в Рид ин дер Ридмаркт проводится небольшой митинг. Но что наиболее прискорбно – на этом митинге, всегда состоявшемся после официальных мероприятий в Маутхаузене, до 2009 года, со слов его организаторов, ранее не присутствовали российские граждане, пока мы с председателем правления Общества бывших российских узников Маутхаузена Алексеем Вячеславовичем Конопатченковым вместе с белорусским и болгарской коллегами не посетили данное мероприятие в этом году. Пышные официальные делегации российского посольства и военного атташе в Вене, разумеется, ежегодно посещают концлагерь Маутхаузен и возлагают венки памяти. Но Маутхаузен – это интернациональный мемориал жертвам фашизма, а скромный памятник зверски замученным советским защитникам Родины в деревне Рид ин дер Ридмаркт, в четырех километрах от Маутхаузена, относится к компетенции российского государства и народа и очень жаль, что в России до этого никому нет дела. Первое, что по этому поводу приходит в голову: как прокомментировали бы такое отсутствие исторической памяти у России поляки, которые сделали Катынь своей национальной идеей?
Организаторы митинга у памятника, зверски убитым советским военнопленным, – австрийские и немецкие социал-демократы – были очень рады видеть здесь наконец-то российских граждан. Мы же со своей стороны ожидали засвидетельствовать здесь присутствие местных жителей и если посчастливится побеседовать с ними. Но никого из жителей данного района, кроме бургомистра Рид ин дер Ридмаркт на митинге, несмотря на воскресный день, не было – памятник явно непопулярен у них, хотя и у всех на виду. Зато местные проносились на большой скорости на своих мотоциклах и мопедах рядом с местом митинга, заглушая ревом моторов выступающих.

Поэтому утверждать, что все поголовно немцы и австрийцы перманентно каются за преступления нацистких предков, как это почему-то принято считать в России, по меньшей мере наивно. Популярность как австрийской правоэкстремисткой партии недавно погибшего Хайдера, являвшегося почитателем мистики расы и крови в духе нацистской партии Гитлера, так и стабильно высокий процент электората у Австрийской народной партии, официально считающей своими предтечами австрийских канцлеров-основателей австрофашизма и поклонников «почвы» Дольфуса и Шушнига, свидетельствует как раз об обратном. Хотя, несомненно, существует и другая Австрия – благодаря которой были спасены два советских смертника, создан прекрасный фильм, вышли книги об этом диком преступлении и установлен этот замечательный памятник, где ежегодно проходит антифашистский митинг. Но этой другой Австрии в ее борьбе с фашизмом даже сегодня приходится нелегко, о чем свидетельствуют, например, высказывания современных австрийцев – жителей региона Маутхаузена в документальном приложении к фильму «Охота на зайцев». Один респектабельный господин назвал этот фильм вредным, потому что он уничтожает патриотические идеалы и делает австрийскую молодежь левыми экстремистами. А престарелый бывший ортсгруппенляйтер Маутхаузена (нацистский политический функционер района) очень просто объяснил философию фашизма и проблему ответственности за его преступления: «Мы считали наш мир самым хорошим, а остальной мир плохим, это было нашим убеждением и поскольку мы сейчас живем в свободной стране, мы не чувствуем себя виновными и отягощенными грузом прошлого».