живое кольцо

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » живое кольцо » Основной раздел для общения » Рассказ про ветерана


Рассказ про ветерана

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

http://genocid.net/news_content.php?id=3250

Последние 100 метров мужества

Автор – Redd

Жара. Нечасто весной так жарко... Отделение банка в центре Киева. Охранник скучающим взглядом смотрел на монитор. На пороге появился дед. Обычный дед, ничего примечательного. В руках пакет, летняя рубашка, отутюженные брюки и на голове белая кепка чуть на сторону, на манер фуражки.

– Сынок, а тут за квартиру можно заплатить?

– Угу, – ответил охранник, даже не повернув головы к посетителю.

– А где, сынок, подскажи, а то тут я впервой.

– У окошка,– раздражённо ответил охранник.

– Ты бы мне пальцем показал, а то я без очков плохо вижу.

Охранник, не поворачиваясь, просто махнул рукой в сторону кассовых окошек.

– Там.

Дед в растерянности стоял и не мог понять, куда именно ему идти. Охранник повернул голову к посетителю, смерил взглядом и презрительно кивнул:

– Вот ты чего встал, неужели не видно, вон окошки, там и плати.

– Ты не серчай, сынок, я же думал, что у вас тут порядок какой есть, а теперь понятно, что в любом окошке могу заплатить.

Дед медленно пошёл к ближайшему окошку.

– С вас 345 гривен и 55 копеек,– сказала кассир.

Дед достал видавший виды кошелёк, долго в нём копался и после выложил купюры. Кассир отдала деду чек.

– И что, сынок, вот так сидишь сиднем целый день, ты бы работу нашёл лучше, – дед внимательно смотрел на охранника.

Охранник повернулся к деду:

– Ты что издеваешься, дед, это и есть работа.

– А-а-а-а,– протянул дед и продолжил внимательно смотреть на охранника.

– Отец, вот скажи мне, тебе чего ещё надо? – раздражённо спросил охранник.

– Тебе по пунктам или можно всё сразу? – спокойно ответил дед.

– Не понял? – охранник повернулся и внимательно посмотрел на деда.

– Ладно, дед, иди, – сказал он через секунду и опять уставился в монитор.

– Ну, тогда слушай, двери заблокируй и жалюзи на окна опусти.

– Непо… охранник повернулся и прямо на уровне глаз увидел ствол пистолета.

– Да ты чего, да я щас!

– Ты, сынок, шибко не ерепенься, я с этой пукалки раньше с 40 метров в пятикопеечную монету попадал. Конечно сейчас годы не те, но да и расстояние между нами поди не сорок метров, уж я всажу тебе прямо между глаз и не промажу, – спокойно ответил дед.

– Сынок, тебе часом по два раза повторять не нужно? Али плохо слышишь? Блокируй двери, жалюзи опусти.

На лбу охранника проступили капельки пота.

– Дед, ты это серьёзно?

– Нет, конечно, нет, я понарошку тыкаю тебе в лоб пистолетом и прошу заблокировать двери, а так же сообщаю, что грабить я вас пришёл. Ты, сынок, только не нервничай, лишних движений не делай. Понимаешь, у меня патрон в стволе, с предохранителя снят, а руки у стариков сам знаешь, наполовину своей жизнью живут. Того и гляди, я тебе ненароком могу и поменять давление в черепной коробке,– сказал дед, спокойно глядя в глаза охраннику.

Охранник протянул руку и нажал две кнопки на пульте. В зале банка послышался щелчок закрывающейся входной двери, и на окна начали опускаться стальные жалюзи. Дед, не отворачиваясь от охранника, сделал три шага назад и громко крикнул:

– Внимание, я не причиню никому вреда, но это ограбление!!!

В холле банка наступила абсолютная тишина.

– Я хочу, чтобы все подняли руки вверх! – медленно произнёс посетитель.

В холле находилось человек десять клиентов. Две мамаши с детьми примерно лет пяти. Два парня не более двадцати лет с девушкой их возраста. Пара мужчин. Две женщины бальзаковского возраста и миловидная старушка. Одна из кассиров опустила руку и нажала тревожную кнопку.

– Жми, жми, дочка, пусть собираются, – спокойно сказал дед.

– А теперь, все выйдите в холл,– сказал посетитель.

– Лёнь, ты чего это удумал, сбрендил окончательно на старости лет что ли? – миловидная старушка явна была знакома с грабителем.

Все посетители и работники вышли в холл.

– А ну, цыц, понимаешь тут,– серьёзно сказал дед и потряс рукой с пистолетом.

– Не, ну вы гляньте на него, грабитель, ой умора, – не унималась миловидная старушка.

– Старик, ты чего, в своём уме? – сказал один из парней.

– Отец, ты хоть понимаешь, что ты делаешь? – спросил мужчина в тёмной рубашке.

Двое мужчин медленно двинулись к деду.

Ещё секунда и они вплотную подойдут к грабителю. И тут, несмотря на возраст, дед очень быстро отскочил в сторону, поднял руку вверх и нажал на курок. Прозвучал выстрел. Мужчины остановились. Заплакали дети, прижавшись к матерям.

– А теперь послушайте меня. Я никому и ничего плохого не сделаю, скоро всё закончится, сядьте на стулья и просто посидите.

Люди расселись на стулья в холле.

– Ну вот, детей из-за вас напугал, тьху ты. А ну, мальцы, не плакать, – дед весело подмигнул детям. Дети перестали плакать и внимательно смотрели на деда.

– Дедуля, как же вы нас грабить собрались, если две минуты назад оплатили коммуналку по платёжке, вас же узнают за две минуты? – тихо спросила молодая кассир банка.

– А я, дочка, ничего и скрывать-то не собираюсь, да и негоже долги за собой оставлять.

– Дядь, вас же милиционеры убьют, они всегда бандитов убивают, – спросил один из малышей, внимательно осматривая деда.

– Меня убить нельзя, потому что меня уже давненько убили, – тихо ответил посетитель.

– Как это убить нельзя, вы как Кощей Бессмертный? – спросил мальчуган.

Заложники заулыбались.

– А то! Я даже может быть и похлеще твоего Кощея, – весело ответил дед.

– Ну, что там?

– Тревожное срабатывание.

– Так, кто у нас в том районе? – диспетчер вневедомственной охраны изучал список экипажей.

– Ага, нашёл.

– 145 Приём.

– Слушаю 145.

– Срабатывание на улице Богдана Хмельницкого.

– Понял, выезжаем.

Экипаж включив сирену помчался на вызов.

– База, ответьте 145.

– База слушает.

– Двери заблокированы, на окнах жалюзи, следов взлома нет.

– И это всё?

– Да, база, это всё.

– Оставайтесь на месте. Взять под охрану выходы и входы.

– Странно, слышь, Петрович, экипаж выехал по тревожке, двери в банк закрыты, жалюзи опущенные и следов взлома нет.

– Угу, смотри номер телефона и звони в это отделение, чё ты спрашиваешь, инструкций не знаешь что ли?

– Говорят, в ногах правды нет, а ведь и правда,– дед присел на стул.

– Лёнь, вот ты что, хочешь остаток жизни провести в тюрьме? – спросила старушка.

– Я, Люда, после того, что сделаю, готов и помереть с улыбкой, – спокойно ответил дед.

– Тьху ты…

Раздался звонок телефона на столе в кассе.

Кассир вопросительно посмотрела на деда.

– Да, да, иди, дочка, ответь и скажи всё, как есть, мол, захватил человек с оружием требует переговорщика, тут с десяток человек и двое мальцов, – дед подмигнул малышам.

Кассир подошла к телефону и всё рассказала.

– Дед, ведь ты скрыться не сможешь, сейчас спецы приедут, всё окружат, посадят снайперов на крышу, мышь не проскочит, зачем это тебе? – спросил мужчина в тёмной рубашке.

– А я, сынок, скрываться-то и не собираюсь, я выйду отсюда с гордо поднятой головой.

– Чудишь ты дед, ладно, дело твоё.

– Сынок, ключи разблокировочные отдай мне.

Охранник положил на стол связку ключей. Раздался телефонный звонок.

– Эка они быстро работают, – дед посмотрел на часы.

– Мне взять трубку? – спросила кассир.

– Нет, доча, теперь это только меня касается.

Посетитель снял телефонную трубку:

– Добрый день.

– И тебе не хворать, – ответил посетитель.

– Звание?

– Что звание?

– Какое у тебя звание, в каком чине ты, что тут непонятного?

– Майор, – послышалось на том конце провода.

– Так и порешим, – ответил дед.

– Как я могу к вам обращаться? – спросил майор.

– Строго по уставу и по званию. Полковник я, так что, так и обращайся, товарищ полковник, – спокойно ответил дед.

Майор Серебряков провёл с сотню переговоров с террористами, с уголовниками, но почему-то именно сейчас он понял, что эти переговоры не будут обычной рутиной.

– И так, я бы хотел…

– Э нет, майор, так дело не пойдёт, ты, видимо, меня не слушаешь, я же чётко сказал по уставу и по званию.

– Ну, я не совсем понял что именно, – растерянно произнёс майор.

– Вот ты, чудак-человек, тогда я помогу тебе. Товарищ полковник, разрешите обратиться, и дальше суть вопроса.

Повисла неловкая пауза.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Разрешаю.

– Я бы хотел узнать ваши требования, а также хотел узнать, сколько у вас заложников?

– Майор, заложников у меня пруд пруди и мал мала. Так что, ты ошибок не делай. Скажу тебе сразу, там, где ты учился, я преподавал. Так что давай сразу расставим все точки над «и». Ни тебе, ни мне не нужен конфликт. Тебе надо, чтобы все выжили, и чтобы ты арестовал преступника. Если ты сделаешь всё, как я попрошу, тебя ждёт блестящая операция по освобождению заложников и арест террориста, – дед поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.

– Я правильно понимаю? – спросил дед.

– В принципе, да, – ответил майор.

– Вот, ты уже делаешь всё не так, как я прошу.

Майор молчал.

– Так точно, товарищ полковник. Ведь так по уставу надо отвечать?

– Так точно, товарищ полковник, – ответил майор

– Теперь о главном, майор, сразу скажу, давай без глупостей. Двери закрыты, жалюзи опущены, на всех окнах и дверях я растяжки поставил. У меня тут с десяток людей. Так что не стоит переть необдуманно. Теперь требования, – дед задумался, – ну, как сам догадался, денег просить я не буду, глупо просить деньги, если захватил банк, – дед засмеялся.

– Майор, перед входом в банк стоит мусорник, пошли кого-нибудь туда, там конверт найдёте. В конверте все мои требования, – сказал дед и положил трубку

– Это что за херня? – майор держал в руках разорванный конверт, – бля, это что, шутка?

Майор набрал телефон банка.

– Товарищ полковник, разрешите обратиться?

– Разрешаю.

– Мы нашли ваш конверт с требованиями, это шутка?

– Майор, не в моём положении шутить, ведь правильно? Никаких шуток там нет. Всё, что там написано – всё на полном серьёзе. И главное, всё сделай в точности, как я написал. Лично проследи, чтобы всё было выполнено до мелочей. Главное, чтобы ремень кожаный, чтоб с запашком, а не эти ваши пластмассовые. И да, майор, времени тебе немного даю, дети у меня тут малые, сам понимаешь.

– Я Лёньку поди уже лет тридцать знаю,– миловидная старушка шептала кассиру, – да и с женой его мы дружили. Она лет пять назад умерла, он один остался. Он всю войну прошёл, до самого Берлина. А после так военным и остался, разведчик он. В КГБ до самой пенсии служил. Ему жена, его Вера, всегда на 9 мая праздник устраивала. Он только ради этого дня и жил, можно сказать. В тот день она договорилась в местном кафе, чтобы стол им накрыли с шашлыком. Лёнька страсть как его любил. Вот и пошли они туда. Посидели, всё вспомнили, она же у него медсестрой тоже всю войну прошла. А когда вернулись... ограбили их квартиру. У них и грабить-то нечего было, что со стариков возьмёшь. Но ограбили, взяли святое, все Лёнькины награды и увели ироды. А ведь раньше даже уголовники не трогали фронтовиков, а эти всё подчистую вынесли. А у Лёньки знаешь сколько наград-то было, он всегда шутил, мне говорит, ещё одну медаль или орден если вручить, я встать не смогу. Он в милицию, а там рукой махнули, мол, дед, иди отсюда, тебя ещё с твоими орденами не хватало. Так это дело и замяли. А Лёнька после того случая постарел лет на десять. Очень тяжело он это пережил, сердце даже прихватывало сильно. Вот так вот…

Зазвонил телефон.

– Разрешите обратиться, товарищ полковник?

– Разрешаю, говори, майор.

– Всё сделал как вы и просили. В прозрачном пакете на крыльце банка лежит.

– Майор, я не знаю почему, но я тебе верю и доверяю, дай мне слово офицера. Ты сам понимаешь, бежать мне некуда, да и бегать-то я уже не могу. Просто дай мне слово, что дашь мне пройти эти сто метров и меня никто не тронет, просто дай мне слово.

– Даю слово, ровно сто метров тебя никто не тронет, только выйди без оружия.

– И я слово даю, выйду без оружия.

– Удачи тебе, отец,– майор повесил трубку.

В новостях передали, что отделение банка захвачено, есть заложники. Ведутся переговоры и скоро заложников освободят. Наши съёмочные группы работают непосредственно с места событий.

– Мил человек, там на крыльце лежит пакет, занеси его сюда, мне выходить сам понимаешь, – сказал дед, глядя на мужчину в тёмной рубашке.

Дед бережно положил пакет на стол. Склонил голову. Очень аккуратно разорвал пакет. На столе лежала парадная форма полковника. Вся грудь была в орденах и медалях.

– Ну, здравствуйте, мои родные,– прошептал дед, – и слёзы, одна за другой покатились по щекам.

– Как же долго я вас искал,– он бережно гладил награды.

Через пять минут в холл вышел пожилой мужчина в форме полковника, в белоснежной рубашке. Вся грудь, от воротника, и до самого низа, была в орденах и медалях. Он остановился посередине холла.

– Ничего себе, дядя, сколько у тебя значков, – удивлённо сказал малыш.

Дед смотрел на него и улыбался. Он улыбался улыбкой самого счастливого человека.

– Извините, если что не так, я ведь не со зла, а за необходимостью.

– Лёнь, удачи тебе,– сказал миловидная старушка.

– Да, удачи вам, – повторили все присутствующие.

– Деда, смотри, чтобы тебя не убили, – сказал второй малыш.

Мужчина как-то осунулся, внимательно посмотрел на малыша и тихо сказал:

– Меня нельзя убить, потому что меня уже убили. Убили, когда забрали мою веру, когда забрали мою историю, когда переписали её на свой лад. Когда забрали у меня тот день, ради которого я год жил, что бы дожить до моего дня. Ветеран, он же одним днём живёт, одной мыслью – днём Победы. Так вот, когда у меня этот день забрали, вот тогда меня и убили. Меня убили, когда меня предали и ограбили, меня убили, когда не захотели искать мои награды. А что есть у ветерана? Его награды, ведь каждая награда – это история, которую надо хранить в сердце и оберегать. Но теперь они со мной, и я с ними не расстанусь, до последнего они будут со мной. Спасибо вам, что поняли меня.

Дед развернулся и направился к входной двери. Не доходя пару метров до двери, старик как-то странно пошатнулся и схватился рукой за грудь. Мужчина в тёмной рубашке буквально в секунду оказался возле деда и успел его подхватить под локоть.

– Чо-та сердце шалит, волнуюсь сильно.

– Давай, отец, это очень важно, для тебя важно и для нас всех это очень важно.

Мужчина держал деда под локоть:

– Давай, отец, соберись. Это, наверное, самые важные сто метров в твоей жизни.

Дед внимательно посмотрел на мужчину. Глубоко вздохнул и направился к двери.

– Стой, отец, я с тобой пойду,– тихо сказал мужчина в тёмной рубашке.

Дед обернулся.

– Нет, это не твои сто метров.

– Мои, отец, ещё как мои, я афганец.

Дверь, ведущая в банк, открылась, и на пороге показались старик в парадной форме полковника, которого под руку вёл мужчина в тёмной рубашке. И, как только они ступили на тротуар, из динамиков заиграла песня «День победы» в исполнении Льва Лещенко.

Полковник смотрел гордо вперёд, по его щекам катились слёзы и капали на боевые награды, губы тихо считали 1, 2, 3, 4, 5… никогда ещё в жизни у полковника не было таких важных и дорогих его сердцу метров. Они шли, два воина, два человека, которые знают цену победе, знают цену наградам, два поколения 42, 43, 44, 45… Дед всё тяжелее и тяжелее опирался на руку афганца.

– Дед, держись, ты воин, ты должен!

Дед шептал 67, 68, 69, 70... Шаги становились всё медленнее и медленнее. Мужчина уже обхватил старика за туловище рукой. Дед улыбался и шептал… 96, 97, 98… он с трудом сделал последний шаг, улыбнулся и тихо сказал:

– Сто метров… я смог.

На асфальте лежал старик в форме полковника, его глаза неподвижно смотрели в весеннее небо, а рядом на коленях плакал афганец.

Отредактировано vilfred (2014-08-21 11:35:58)

+1

2

был на прохе Змей, тоже писал пронзительные рассказы

Отредактировано Baik (2014-08-21 13:07:05)

0

3

Может сюда его зазвать, а этот рассказ мне понравился

0

4

Свидомых такими рассказами не прошибешь.
Для них такие деды - оккупанты.

А я слезу пустила, конечно.

0

5

Еще один печальный рассказ....

День танкиста

"Способность краснеть — самое характерное и самое человеческое из всех человеческих свойств"
(Дарвин Ч.)

Витя ехал на работу и на душе у него было тошно до слез.
Тошно не от предстоящей работы и даже не от мертвой пробки, Вите было невыносимо стыдно, да так стыдно, как не было, наверное, еще ни разу в жизни.
Пугала сама мысль о том, что вечером неминуемо придется возвращаться домой и опять смотреть в глаза своему верному и немногословному таджику Умару.
А в памяти, одна за другой всплывали и всплывали разрозненные картины далекого и недавнего прошлого, они собирались в один огромный давящий ком, разрывающий голову:
- Хайдаров, Хайдаров, ну да, Хайдаров, он еще в противогазе сознание потерял…

Витя вспомнил, как год назад, заехал на «рынок рабов», чтобы выбрать себе толкового и недорогого таджика для охраны загородного дома, ну и так, для текущих хозработ:
- Машину окружила большая толпа заискивающих «рабов», но их всех растолкал Умар – седой, но еще вполне крепкий таджик с почти полным комплектом зубов… Боже мой, он даже о зубах тогда подумал, выбирал себе таджика основательно, как коня на базаре. Стыдно-то как.
Пыльный Умар, с неподдельным счастьем на лице, панибратски бросился Вите на шею, но Витя грубо оттолкнул таджика в грудь, брезгливо осмотрел его, постелил на заднее сидение своей машины клеенку, забрал паспорт и велел садиться, только ни к чему не прикасаться – машина, мол, новая и стоит как весь умаровский кишлак…

Потом Витя вспомнил, как однажды Умар, упал вдруг перед ним на колени и с самыми настоящими слезами в глазах принялся умолять:
- Виктор Михайлович, разрешите сюда приехать моему сыну. Клянусь Аллахом, он очень хороший и работящий парень, не пожалеете. Ему ничего не нужно, мы будем вместе жить над баней, а если хотите, он может ночевать в сарайке с лопатами, вы даже не увидите его никогда. Платить ему не надо, он сам у соседей заработает, только пожить пустите.
Витя недовольно кривил губки и говорил, что ему тут не нужен целый таджикский колхоз, но все же сжалился над мужиком, разрешил и действительно – ни разу не пожалел об этом.
Его сын – Али, оказался незаметным, как привидение и работящим как экскаватор, они вдвоем, всего за месяц, практически бесплатно отгрохали шикарную беседку с камином.

…Вспомнилось, как однажды зимой, в дачный поселок, вдруг нагрянул неожиданный рейд УФМС и Витя, с барского плеча, разрешил перепуганному Умару с сыном переночевать прямо в господском доме, правда, не в прихожей, а прямо у двери на коврике… Стыдобища-то какая. А ведь тогда ему казалось, что он само воплощение благородства и человеколюбия, ведь эти забитые таджики и так готовы были целовать хозяину руки за то, что спас их от облавы и депортации…

А сегодня утром, он как всегда, на идеально вымытой машине, выезжал на работу и заботливый Умар, как обычно открыл перед хозяином ворота, потом широко улыбнулся, игриво отдал честь и весело доложил:
- Виктор Михайлович, от души поздравляю вас с днем танкиста. Броня крепка и танки наши быстры!

Витя заулыбался, поблагодарил, вручил Умару полтинник на сигареты и тронулся в путь.
Но, проехав десять метров, вдруг затормозил и дал задний ход.
Снова поравнялся с таджиком и подозрительно спросил:
- Умар, погоди, а почему ты меня сейчас поздравил с днем танкиста? Ты откуда знаешь, что я служил в танковых войсках?

Умар почему-то удивленно открыл рот, выпучил глаза и стоял так довольно долго, не зная что сказать, наконец он ответил:
- Как? Виктор Михайлович, мы же с вами в Чите в 85-м, в одной роте в танковой учебке служили… Разве вы меня тогда, год назад, не узнали, когда на бирже труда выбирали? Я Хайдаров.
Не помните?

0

6

очень красиво! аж грустно стало

Отредактировано vilfred (2014-08-21 15:12:02)

0

7

vilfred написал(а):

очень красиво! про совесть рассказ

Оба рассказа про совесть.
Но Пани права — свидомым этого не понять. У них вместо совести речёвки про Путина.

0

8

Pani написал(а):

Свидомых такими рассказами не прошибешь.
Для них такие деды - оккупанты.

А я слезу пустила, конечно.

Коньячка помните? Тоже ведь писатель,я читал один его рассказ.

0

9

dr.Сунь написал(а):

Коньячка помните? Тоже ведь писатель,я читал один его рассказ.

Я даже помню, что он на какой-то конкурс посылал.

0

10

new225 написал(а):

Еще один печальный рассказ....

День танкиста

"Способность краснеть — самое характерное и самое человеческое из всех человеческих свойств"
(Дарвин Ч.)

Витя ехал на работу и на душе у него было тошно до слез.
Тошно не от предстоящей работы и даже не от мертвой пробки, Вите было невыносимо стыдно, да так стыдно, как не было, наверное, еще ни разу в жизни.
Пугала сама мысль о том, что вечером неминуемо придется возвращаться домой и опять смотреть в глаза своему верному и немногословному таджику Умару.
А в памяти, одна за другой всплывали и всплывали разрозненные картины далекого и недавнего прошлого, они собирались в один огромный давящий ком, разрывающий голову:
- Хайдаров, Хайдаров, ну да, Хайдаров, он еще в противогазе сознание потерял…

Витя вспомнил, как год назад, заехал на «рынок рабов», чтобы выбрать себе толкового и недорогого таджика для охраны загородного дома, ну и так, для текущих хозработ:
- Машину окружила большая толпа заискивающих «рабов», но их всех растолкал Умар – седой, но еще вполне крепкий таджик с почти полным комплектом зубов… Боже мой, он даже о зубах тогда подумал, выбирал себе таджика основательно, как коня на базаре. Стыдно-то как.
Пыльный Умар, с неподдельным счастьем на лице, панибратски бросился Вите на шею, но Витя грубо оттолкнул таджика в грудь, брезгливо осмотрел его, постелил на заднее сидение своей машины клеенку, забрал паспорт и велел садиться, только ни к чему не прикасаться – машина, мол, новая и стоит как весь умаровский кишлак…

Потом Витя вспомнил, как однажды Умар, упал вдруг перед ним на колени и с самыми настоящими слезами в глазах принялся умолять:
- Виктор Михайлович, разрешите сюда приехать моему сыну. Клянусь Аллахом, он очень хороший и работящий парень, не пожалеете. Ему ничего не нужно, мы будем вместе жить над баней, а если хотите, он может ночевать в сарайке с лопатами, вы даже не увидите его никогда. Платить ему не надо, он сам у соседей заработает, только пожить пустите.
Витя недовольно кривил губки и говорил, что ему тут не нужен целый таджикский колхоз, но все же сжалился над мужиком, разрешил и действительно – ни разу не пожалел об этом.
Его сын – Али, оказался незаметным, как привидение и работящим как экскаватор, они вдвоем, всего за месяц, практически бесплатно отгрохали шикарную беседку с камином.

…Вспомнилось, как однажды зимой, в дачный поселок, вдруг нагрянул неожиданный рейд УФМС и Витя, с барского плеча, разрешил перепуганному Умару с сыном переночевать прямо в господском доме, правда, не в прихожей, а прямо у двери на коврике… Стыдобища-то какая. А ведь тогда ему казалось, что он само воплощение благородства и человеколюбия, ведь эти забитые таджики и так готовы были целовать хозяину руки за то, что спас их от облавы и депортации…

А сегодня утром, он как всегда, на идеально вымытой машине, выезжал на работу и заботливый Умар, как обычно открыл перед хозяином ворота, потом широко улыбнулся, игриво отдал честь и весело доложил:
- Виктор Михайлович, от души поздравляю вас с днем танкиста. Броня крепка и танки наши быстры!

Витя заулыбался, поблагодарил, вручил Умару полтинник на сигареты и тронулся в путь.
Но, проехав десять метров, вдруг затормозил и дал задний ход.
Снова поравнялся с таджиком и подозрительно спросил:
- Умар, погоди, а почему ты меня сейчас поздравил с днем танкиста? Ты откуда знаешь, что я служил в танковых войсках?

Умар почему-то удивленно открыл рот, выпучил глаза и стоял так довольно долго, не зная что сказать, наконец он ответил:
- Как? Виктор Михайлович, мы же с вами в Чите в 85-м, в одной роте в танковой учебке служили… Разве вы меня тогда, год назад, не узнали, когда на бирже труда выбирали? Я Хайдаров.
Не помните?

вот что написали про рассказ этот на переплете

317133 "" 2014-08-21 20:23:16
[178.12.144.12] Куклин
- Хотел сказать еще о рассказе про таджика-танкиста. Страшный рассказ. Потому что все в нем – правда. Даже то, что таджик кажется главному герою стариком. Правда это настолько, что даже не стал автор сообщать о возрасте русского рассказчика. И потому название его однополчанином по имени-отчеству звучит менее стыдно, чем впрямую сказанное им про стыд. А наджо бы неаоброт. И рассказ следует назвать «Стыд».

И еще прошу автора: выставьте рассказы свои на РП. Тут все-таки не хватает живых историй, про настоящую жизнь, реализма типично русской литературы. Ведь до чего дошло: издатели русские все норовят всякую фэнтэзи-муть печатать, а не современных Пушкиных, Достоевских и Толстых.

отсюда http://www.pereplet.ru/Discussion/index.html?book=main

+1

11

Змей, говорят, освидомился...
а ведь вот это его рук дело:
____________________
Сочинение ко Дню Победы

… Он стоял на небольшой площади небольшого городка - бронзовый красноармеец высотой в два человеческих роста, в плащ-палатке, накинутой на плечи, и с непокрытой головой, склонённой в вечном скорбном прощании с павшими товарищами. Когда-то давно в этом городе шли жестокие бои - за каждую улицу, за каждый дом, и немало солдатской крови было пролито на пыльные булыжники старинной мостовой. Потому и поставлен был здесь памятник - чтобы помнили обо всех, кто принял смерть, освобождая этот город от коричневой нечисти…

У памятника не было ни имени, ни фамилии, так и было написано на постаменте – «Неизвестному солдату». Но это совсем не значит, что у памятника не было души. Каким-то неизвестным образом частицы душ павших воинов стали душой самого памятника. И потому бесконечно долгими днями бронзовый солдат смотрел на площадь, раскинувшуюся перед ним, на деловито снующий по ней люд, и неспешно думал обо всём на свете. Да и правда, куда спешить, когда перед тобой - вечность?

А по ночам его взгляд притягивало пламя Вечного огня, и, согретые его отсветами, думы тоже становились тёплыми… Он вспоминал, как пахнет земля после дождя, как приятно ощущать щекой волосы любимой, как вечером ноет от сладкой усталости тело после тяжёлого рабочего дня… А когда он уставал от чужих воспоминаний, он засыпал – за столько-то лет немудрено и научится спать с открытыми глазами - и видел чужие сны. И чаще всего ему снился дом, и каждый раз - разный.

Один раз в году движение возле памятника оживлялось и становилось торжественным. Приходили к памятнику воины, сначала молодые, затем эти же воины приводили детей. Потом, уже поседевшие, те же самые воины и их дети приводили к памятнику внуков, приносили цветы. Воины долго стояли, глядя на солдата, что-то вспоминая. Лица некоторых казались солдату даже знакомыми… Играл оркестр, площадь была полна народу, в общем, было славно. Он ждал этого дня целый год, а когда день заканчивался - начинал ждать следующего.

Но потом что-то поменялось. Маленький городок перестал быть частью большой Родины, а стал вольным городом независимого государства. Исчез Вечный огонь - правители нового государства решили, дескать, «греть воздух» - глупо и накладно. И всё меньше и меньше фронтовиков приходило к памятнику, а молодёжь уже и не приходила вовсе, и не играл оркестр… И не раз уже слышал солдат брошенное мимоходом в его сторону страшное слово «оккупант». Это его обижало и злило - ведь с оккупантами же сражались те, чью память здесь он призван охранять…

А потом однажды пришли люди с теодолитами и прочими инструментами, долго что-то замеряли на площади, и из их разговоров солдат понял - памятник будут убирать. Мол, незачем ему здесь стоять, времена нынче не те, а здесь будет построено что-то полезное. Потом к площади подогнали бульдозеры и краны, и решили назавтра приступать. И душа солдата сжималась от горечи и бессилия, потому что не навоюешь голыми руками против бульдозера с добрый танк размером.

Солдат не помнил, верил ли он в какого-нибудь Бога, но в отчаянии он молился всем богам сразу - чтобы те не допустили глумления над памятью погибших...

Пришедшая наутро бригада при взгляде на площадь обомлела. Вся площадь была заставлена памятниками: памятниками без постаментов, памятниками, которые взялись неизвестно откуда… Вокруг солдата стояли такие же воины, как он - суровые, молчаливые, в надвинутых на глаза касках, в залихватски скошенных набок пилотках, в бескозырках с развевающимися ленточками… Сжимавшие в руках автоматы и связки гранат.

Стояли бок о бок с ними заросшие бородой партизаны, сжимавшие мозолистыми руками безотказные извечные трёхлинейки. И рядом с лесными бородачами в одном строю стоял щеголеватый французский маки в легкомысленном беретике, но с отнюдь не легкомысленным автоматом под правой рукой… Чуть поодаль чубатые революционные матросы, перепоясанные пулемётными лентами, в заломленных бескозырках, припали к станковому пулемёту. И стояли неподалёку угрюмые витязи в шлемах с шишаками, сжимая в руках двухпудовые мечи. Генерал Дорохов в щегольски наброшенном на плечо гусарском ментике стоял, держа во вскинутой руке саблю, словно готовясь дать сигнал к атаке. А рядом с ним стояли солдаты «старой гвардии» Наполеона- те самые, которые ворчат, но идут…

Подальше от центра площади была уже полная мешанина родов войск, времён и народов – воинственные европейские князья эпохи Средневековья, кто пешком, кто на коне, соседствовали с американскими рейнджерами, которые словно сегодня явились с Иводзимы или берегов Нормандии. Испанский идальго в кирасе (Кортес? Писарро? Кто знает…) – стоял, облокотившись на алебарду, ничуть не смущаясь соседством с голландскими гёзами… А на флангах этого невиданного воинства стояли несколько простых крестов. Солдатам той армии не ставили памятников – они проиграли ту войну. Но они были солдатами, а воинский долг стёр былую вражду и ненависть – и они тоже явились на подмогу…

Так они и стояли друг напротив друга - бригада рабочих в новеньких комбинезонах и безмолвные бронзовые воины. Стояли в полной тишине. Но это противостояние не могло продолжаться долго. Положить конец царапающему душу безмолвию решил бригадир, он был убеждённым материалистом и склонен был видеть во всём произошедшем чью-то неостроумную шутку – натаскали, видите ли, за ночь памятников из папье-маше… Посему бригадир решительно вскинул руку, готовясь отдать команду приступить к работе. И тогда в прохладной тиши весеннего утра звучно и очень красноречиво лязгнул затвор трёхлинейки, передёрнутый не дрогнувшей бронзовой рукой.

Потом все очевидцы в один голос утверждали, что им послышалось – и впрямь, ну не мог же железный памятник передёрнуть такой же железный затвор символической винтовки? И больше всех усердствовал бригадир. И многие из них, со временем, даже сами поверили в свои утверждения. Но тогда… Тогда рука бригадира замерла поднятой вверх, затем медленно, очень медленно начала опускаться, но не по прямой, а как-то вбок, чтобы жест не был похожим на отмашку. Опускалась до тех пор, пока не убралась за широкую бригадирскую спину.

В этот самый миг, в очень-очень далёком месте, которое существует неизвестно где и неизвестно когда, и где собираются рано или поздно все ушедшие из этого мира, раздался ликующий победный вопль многих тысяч солдатских глоток. Они победили ещё раз, и победили после смерти. И пусть победа была небольшой, но много ли больших побед удавалось одерживать, уже умерев? И пошли по рукам бутылки, фляги и бутыли…

И германский подводник, один из знаменитых «небритых мальчиков» Дёница, чокался кружкой с моряком с советского эсминца, наполеоновские солдаты распивали кизлярку с платовскими казаками, а гугеноты с католиками, разумеется, пили бордосское… Они праздновали все вместе - настоящие воины умеют ценить достойных противников и умеют их прощать… И ещё - настоящие воины очень не любят когда кто-нибудь топчется по их памяти. Потому каждый, кто воюет с прошлым, должен помнить, что прошлое может дать сдачи…

Когда рабочие ещё только разворачивали бульдозеры и убирали технику, бригадир уже докладывал о произошедшем бургомистру. И тот, не особо долго думая, распорядился - не трогать памятник. Бургомистр был человеком трезвомыслящим, и весьма здраво рассудил, что никто не ведает, что будет там, на другой стороне жизни… Но что бы ни было там, по ту сторону, встречаться с разгневанными душами воинов бургомистру не хотелось бы даже теоретически.

Весть о невиданном доселе событии облетела город мгновенно, и целый день горожане, оставив тщетные попытки унять любопытство, наведывались к площади. Стараясь не подходить близко, на почтительном расстоянии долго осматривали ряды памятников, потом уходили. И многие уходили, задумавшись. А потом многие уверяли, что слышали лёгкий шепоток, блуждающий между бронзовыми воинами. Хотя, может быть, это просто шумела листва на деревьях, окружавших площадь? Кто знает…

Наутро бронзовый солдат снова стоял на площади в одиночестве. Но одиноким он больше себя не чувствовал. Он знал, если что случится - помощь придёт.
(с)

Отредактировано Ирма (2014-08-21 22:11:03)

+1

12

vilfred написал(а):

Потому что все в нем – правда.

При первом прочтении рассказа у меня не возникло сомнений что это из жизни... Не сталкивался сам с подобным, но нечто похожее у знакомого было..

0


Вы здесь » живое кольцо » Основной раздел для общения » Рассказ про ветерана